С наступлением дня разбойники овладели внешними стенами и стали осаждать Кремль. Ворвавшись чрез разломанные Пречистенские ворота и по невысокой стене около магазинов в самую крепость, они приступили к собору. Находившийся здесь в преддверии пятидесятник Фрол Дура, защищая вход с одним ножом, умертвил несколько человек неприятелей; однако двери были, наконец, взломаны и Дура изрублен в куски. После чего разбойники взяли едва дышащего Прозоровского и, отнеся на раскат{497}, находившийся при преддверии церковном, сбросили его оттуда на землю. Все бывшие в церкви мещане, головы Табунцов и Фролов, все дворяне, дьяки за церковью побиты, и когда по приказу Разина отнесены в Троицкий монастырь, то монах, который их погребал, насчитал шестьсот мертвых тел.
За убийствами следовали грабительства: государственная казна, состоявшая из наличных денег и куниц, сделалась первая добычею бунтовщиков. Домы Прозоровского, дьяков, дворянские и купеческие, дворы гилянские, индейские, бухарские были расхищены. Пощады не было никому. Сам Стенька Разин ездил по улицам, и если кто ему нечаянно попадался, того приказывал колоть, или топить в воде, или вешать. Шайка его делала то же, в том числе и стрельцы, предавшие город.
13 июля Разин, будучи пьян, послал своего есаула к архиерею требовать у него старшего сына Прозоровского, и когда тот пришел, Разин спросил, куда употребил его отец пошлинные деньги? Молодой Прозоровский отвечал, что оне розданы стрельцам на жалованье. Дьяк Алексеев подтвердил то же. А когда Стенька спросил, где схоронены пожитки его отца, Прозоровский отвечал, что есаул его Ивашка Хохлач все захватил и держит у себя. За такие ответы Разин велел связать ему ног", а дьяку Алексееву запустить за ребра крюк и таким образом обоих повесить на стене. Чрез полчаса Разин позвал и младшего сына Прозоровского и велел его также повесить подле брата; хотя оба они потом были сняты живые, но старший вскоре помер. Совершив сии злодеяния, Разин пошел с своею шайкою и с частью астраханских стрельцов в Симбирск, поручив правление города Ваське Усу и Федьке Шелудяку, коих он сделал атаманами.
Во время бывшего третьего числа августа собрания, называемого по их кругом, разбойники сделали новый бунт: побили всех астраханских приказных людей, иных в домах, а иных на улице, и, приступая ко двору архиерея Иосифа, требовали, чтоб скрывавшийся там дьяк Иван Турчанинов был им выдай; но, не найдя его, ругали самого архиерея поносными словами и укоряли, что он держит более сторону знатных, а не казаков.
Вслед за тем мурза Емашед Енаев привез к архиерею Иосифу государев указ из Москвы, коим находившиеся в числе изменников астраханские жители увещевались, чтобы они, оставив бунтовские замыслы, опять истинному своему государю покорились. Архиерей написал с указа копию, послал оную к игумену Вознесенского монастыря Сильвестру с приказанием, чтоб он ослушников Андрея Лебедева и Сергея Баранова к себе призвал и, прочитав указ, отводил их от измены. Лебедев, вышедши из кельи игумена, прямо пошел к своим товарищам и сказал, что архиерей вместо царского издал свой указ и намерен всех заговорщиков отдать в руки знатным. Архиерей же приказал в колокола звонить и велел, чтоб все собирались в соборную церковь, где священник Федор Негодяев прочитал государев указ и хотел было вручить его архиерею, но бывшие тут из бунтовщиков казак Ивашка Самарянин и астраханские жители Федюшка Панов, Ермолка Власов, Ивашка Ярило и другие вырвали у него из рук указ и отнесли его к атаману своему Ваське Усу, который, сковав на другой день Негодяева, мучил его жесточайшим образом и спрашивал, царский ли тот указ или архиерейский был? Негодяев стоял на одном, что архиерей получил указ из Москвы, и был, наконец, освобожден от мучений.
Двадцать первого числа апреля стрелец Гаврила Ларионов, прозываемый Шелудяк, объявил архиерею, что юртовские татары вторично из Москвы привезли государев указ и стоят на другой стороне Волги. Архиерей послал к главным бунтовщикам Ивашке Красулину и Абрамке Андрееву и требовал их к себе, приказывая сказать, что он имеет с ними говорить о делах крайней важности, но они к нему не пришли, а пошли на рынок. Архиерей, узнавши об этом, сам пришел туда и, объявив, что татары привезли от государя указ и стоят на другой стороне Волги, говорил, чтобы главные из бунтовщиков или сами они оный взяли, или кого-нибудь от себя отправили. Красулин с своими товарищами отвечал, что он не смеет ничего сделать без ведома главного своего атамана, и пошел к Ваське Усу, который, получив это известие, пришел в соборную церковь, ругал архиерея поносными словами и грозил смертью, если он ему не отдаст присланного из Москвы указа. Архиерей отвечал, что он никакого указа не имеет, но только слух носится, что оный пришел, и потому просит, чтоб его приказано было взять. Ради чего Ивашко Овощников поехал на западный берег Волги, осведомился об указе и, действительно найдя его там, принес к архиерею, который поспешил с тем указом в церковь и, распечатав оный в присутствии бунтовщиков, хотел тотчас прочитать, но крамольники, вышед из церкви, побежали в свой круг. Архиерей, следуя за ними, взял с собою значительное число священников и служителей церковных и, придя в круг, приказал снова прочитать указ, писанный, собственно, к бунтовщикам, а потом другой, который он получил особливо. Когда оба указа были прочитаны, то вместо того, чтоб усовеститься, бунтовщики кричали и говорили, что господа в государстве все, что хотят, писать могут, но сие до них не касается. "Если бы-де читанные указы были государевы, - толковали они между собою, - то была бы под ними красная царская печать, а может-де, и сам архиерей сочинял оные".